— Чем меньше мы будем говорить об этом, тем лучше!
— Вот как? — Астен приподнял бровь. — Ты не доверяешь собственным заклятиям?
— А ты не чувствуешь, как здесь растет тревога? Все Дома владеют высокой магией, и я не уверен, что никто не пустит ее в ход… Хорошо хоть, мы с тобой принадлежим именно к Дому Розы.
— Эанке? Я тоже думаю, что дочь Нанниэли что-то замышляет. Она, кстати, ненавидит Герику, невзлюбила с первого взгляда…
— Ну, этого стоило ожидать, — Эмзар наконец решил присесть, — смертная женщина в Убежище! Если тарскийка и есть легендарная Эстель Оскора, то она становится центральной фигурой пьесы, а Эа всегда отводила эту роль себе. Она не может не чувствовать значимости нашей гостьи, хоть и не знает всей правды. А что ты сам? Рамиэрль поручил Герику тебе, а ты, как я понимаю, не имел ничего против.
— Ну, после того как ты убедил меня жениться на Нанниэли, и тем более после того, как я породил такую дочь, мне бояться не пристало никого и ничего. Эстель Оскора, — Астен неожиданно лихо улыбнулся, — так Эстель Оскора! Как оказалось, мне нравятся опасности… А Геро, что ж, я пока мало могу о ней сказать… Зла в ней я не вижу, правда, и Света, или, как говорят люди, Добра, тоже не ощущается. Она что-то пытается понять или вспомнить, но, кажется, сама не знает, что именно.
— Она нравится тебе?
— Пожалуй, да… И потом, она моя Эфло д'огэр.
— Что? — Эмзар непроизвольно вздрогнул. — Ты понимаешь, что говоришь?!
— Вполне. В нашей семье всегда чуяли такие вещи. Потому-то я и молчал, когда решалось, идти ли ей в Корбут с Рамиэрлем. Я был не вправе вмешиваться.
— Проклятье, — Эмзар с силой стиснул резной подлокотник, — я так хотел, чтоб она ушла, и, вместе с тем, выпускать ее из рук опасно.
— Вернее, отдать в руки Примеро с его амбициями. Успокойся, — Астен с неподдельным участием взглянул в лицо брату. — В конце концов, избежать встречи с Судьбой еще никому не удавалось, другое дело, что исход рандеву зависит и от нас тоже.
Уже четвертый день кряду Фронтеру полосовали дожди. Серые тучи затянули небо на несколько диа вокруг. Жирная, плодородная почва размокла, превратившись в отвратительное, чмокающее под ногами месиво, воздух был пропитан влагой так, что даже постели в домах за день становились влажными. В это время года день ненамного отличался от ночи, а утро от вечера, и если женщины еще пытались делать какую-то работу — ходили за скотиной, пряли, готовили, — то мужчины предпочитали пережидать ненастье в уютной общей зале «Белой Мальвы». Там за стопкой царки или кружкой подогретого вина можно было до ночи обсуждать деревенские новости и слухи, передаваемые проезжими либо же вернувшимися откуда-то сельчанами.
Красотка Гвенда, после смерти своего слишком уж любившего покушать и выпить мужа единолично заправляющая «Мальвой», позднюю осень любила. Ей нравилось, что у нее собирается почти весь Белый Мост, что никто никуда не спешит, а все ведут неспешные беседы, отдавая должное ее стряпне и особенно знаменитой царке, но в этом году Красотке было тревожно.
Да и что могло быть хорошего, если по коронному тракту, у которого и вырос Белый Мост, ездят меньше, чем по проселку?! Ни купцов с товарами, ни весельчаков-либров, ни местных, собравшихся в гости к таянским родственникам, ни таянцев, навещавших своих во Фронтере… Проклятущий Михай никого из Таяны не выпускал, а дураков, готовых лезть к Проклятому в зубы ради смутных таянских барышей, не находилось. Фронтера внезапно оказалась медвежьим углом, краем света, причем опасным краем. Про то, что творится за речкой Каючкой, говорили всякое и, как правило, шепотом. Хорошо хоть непролазные Кабаньи топи, начинающиеся в половине диа пути, надежно прикрывали село от взбесившегося соседа, зато на тракт Гвенда теперь посматривали с опаской.
Известно, что кошки, твари, не способные любить кого-то, кроме самих себя, чуют землетрясения и заранее покидают опасное место. Кое-кто пошел еще дальше и утверждает, что трактирщики загодя чуют войны и всяческие безобразия и надежно прячут свои богатства. Как бы то ни было, но Гвенда приняла кое-какие меры. Друг и покровитель Красотки Рыгор Зимный, войт Белого Моста, то ворча, то посмеиваясь, помогал по ночам своей подружке перетаскивать в Ласковую пущу бочонки с царкой и вином, мешки с солью, сундуки со всяческим добром. Вещи побольше да подешевле Гвенда припрятала во дворе, оставив в доме только самое необходимое, а в придачу заставила Рыгора проделать потайной ход из дома в огород да сделать в заборе два тайных лаза. Последние предосторожности войт полностью одобрял, но дело тут было не в каких-то там выдуманных Гвендой врагах, а в ныне здравствующей войтихе, не оставляющей попыток поймать благоверного на горячем.
Впрочем, этим дождливым днем Рыгор открыто заявился к коханке через общий вход и законно занял — войт как-никак — самое лучшее место. Гвенда со своей всегдашней полуулыбочкой, от которой мужское население Белого Моста с четырнадцати до семидесяти годов бросало то в жар, то в холод, принесла блюдо с холодной свининой, замоченные перцы, утренний хлеб и, разумеется, баклагу с царкой. Рыгор с достоинством принял вожделенный сосуд, нацедил себе в малую баклажку и приготовился наслаждаться, однако чарка остановилась, не омочив густых медно-коричневых усов. Дверь «Мальвы» со скрипом растворилась, и на пороге предстала странная оборванная фигура.